Anastasiya Zakharevich

Массовые репрессии в Беларуси продолжаются уже больше двух лет, и ситуация со временем лишь ухудшается. Александр Лукашенко говорит, что он не воюет с женщинами, но это неправда.  Сейчас в Беларуси больше 1300 человек признаны политзаключёнными, и больше 150 из них – женщины. Они находятся в тюрьме по сфабрикованным политически мотивированным делам, подвергаются жестокому обращению и даже пыткам.

Не цветочки

Одной из самых известных политзаключённых, бывшей главе штаба Виктора Бабарико, Марии Колесниковой, нельзя даже разговаривать с другими сиделицами. А им, соответственно, запрещают общаться с ней. Активистку осудили на 11 лет за то, что она активно участвовала в предвыборной кампании не на стороне Лукашенко и поддерживала протестующих после 9 августа 2020 года.

Запрет на общение, пусть и не такой тотальный, – частая практика в колониях в отношении политзаключённых. Им могут не позволять общаться между собой, а за нарушение правил лишают звонков родным и передач. В произвольном порядке администрации СИЗО и колоний ограничивают переписку с ними или полностью прекращают её на какое-то время. Также администрации колоний делают всё возможное для того, чтобы заключённые не сближались, были в постоянном напряжении и считалили друг друга врагами. За то, что одна женщина чем-то поможет другой, наказать могут весь отряд.

Но иногда им всё же удаётся обойти правила. Журналистка Дарья Чульцова после освобождения из колонии рассказала, как ей удалось обняться там со своей коллегой (а для суда – подельницей) Катериной Андреевой. Когда та оказалась в отряде, которому можно было смотреть кино в тюремном клубе, Дарья попросила другую заключённую передать Катерине, чтобы она пришла на конкретный сеанс. И она пришла. «Не подсела ко мне, потому что нужно было быть осторожной. Но после фильма она проходила мимо меня, и я ей говорю: «Иди сюда!». Подошла – и я её так зажала в объятьях!».

Журналистка Евгения Долгая, авторка проекта о политзаключённых женщинах «Палітвязынка», говорит, что её очень злило и продолжает злить обесценивание женщин в белорусских протестах: «Есть такой нарратив, что вот беларуски ходили с цветочками, и всё это несерьёзно. Но наших женщин сажают из-за протестов по самым разным статьям, и то, с чем они сталкиваются, – это совсем не цветочки. Чтобы Лукашенко ни говорил, на самом деле он воюет с женщинами. Их в Беларуси сажают, пытают, у них угрожают отобрать детей», – говорит Евгения.

В СИЗО и колониях женщины сидят в очень тяжёлых условиях, и власти будто делают всё возможное, чтобы психологическое давление на заключённых было ещё сильнее. «У них там нет возможности даже просто нормально поддерживать гигиену», – продолжает журналистка. «Ходить всем вместе в баню раз в неделю – это ведь ломает их достоинство. У многих в колонии работа – это шить форму силовикам. Это тоже очень тяжело психологически».

Кстати, бывшая политзаключённая Наталья Херше в своё время отказалась шить форму силовикам и писать прошение о помиловании на имя Лукашенко, и за это была переведена из колонию в тюрьму, где жила в помещении камерного типа. А политзаключённая Ольга Класковская однажды написала в письме «Мама, если я исчезну на долгое время, (не будет ни писем, ни звонков), значит, я в ШИЗО, потому что отказалась шить форму для силовиков».

Чтобы усилить моральное давление, заключённых ограничивают даже в том, какого цвета и фасона у них должно быть нижнее бельё. По словам мужа Катерины Андреевой, Игоря Ильяша, она очень просила, чтобы ей прислали любые цветные заколки для волос, потому что это единственное, в чём она может выйти за чёрно-белую гамму. Вся одежда, которую ей разрешено было взять в колонию из СИЗО, должна была быть чёрного или белого (для нижнего белья) цветов.

Конечно, на фоне бесконечных ШИЗО, через которые проходит политзаключённая Полина Шерендо-Панасюк и на фоне дополнительных восьми лет, которые присудили самой Катерине Андреевой, когда она почти отбыла свой двухлетний срок, отсутствие разнообразия в одежде не кажется большой проблемой. Но именно такие бытовые «мелочи» нацелены на то, чтобы сломать человека и убедить его в том, что он вообще ничего не может контролировать в своей жизни.

Дети как главный аргумент

Отдельное испытание, через которое приходится проходить многим политзаключённым женщинам в Беларуси – это манипуляции силовиков через детей. «Для белорусской женщины, у которой есть дети, эти дети – самая уязвимая точка», – говорит Долгая. «Силовики это понимают, и используют этот ресурс по полной. Я знаю одну политзаключённую, которой в СИЗО один и тот же мужчина слал письма с угрозами убить её дочь. И тюремная цензура эти письма пропускала, а письма её подруг и просто неравнодушных людей, которые хотели её поддержать, – нет».

Когда саму Евгению задержали осенью 2020 года прямо на глазах у её 9-летней дочери, в изоляторе её тоже запугивали, используя «детскую тему». К ней приходил сотрудник ГУБОПиК Бедункевич и говорил, что она может отправиться в тюрьму на 15 лет и очень долго не увидеть свою дочь. А когда Евгения вышла на свободу и вскоре бежала из страны, временно оставив дочку с другими родственниками, девочке на мобильный однажды звонили из КГБ – спрашивали, в школе ли она сейчас и где её мама.

Давление на активисток через детей давно используется режимом Лукашенко, но после начала протестов в 2020 году об этой практике стали гораздо больше говорить. В прошлом органы опеки пытались забрать трёхлетнего сына журналистки Ирины Халип и бывшего кандидата в президенты Андрея Санникова, пока они находили в СИЗО КГБ по политически мотивированному делу. Журналисты Андрей Козел и Ольга Чайчиц уехали из страны из-за угроз, что у них отберут детей.

Надо понимать, что в СМИ попадает лишь небольшой процент таких случаев, потому что многие боятся рассказывать о давлении на их семью. Они думают, что это только ухудшит ситуацию.

По словам правозащитницы Дарьи Чурко, с давлением через детей гораздо цаще сталкиваются женщины. Этот дисбаланс объясняется прежде всего тем, какие представления о родительстве доминируют в Беларуси. Воспитание детей традиционно считается «женским делом», а после развода родителей абсолютное большинство детей остаются с матерями, и отцов видят в лучшем случае по выходным. То, что мужчины в среднем оказываются слабо вовлечены в уход за детьми и их воспитание, означает, что давить на них через этих детей не очень эффективно. Над политзаключёнными мужчинами тоже издеваются, но, как правило, иначе.

Жещины же сталкиваются с дополнительным общественным давлением из-за гендерных стереотипов и всё тех же представлений о правильном родительстве. «Недавно задержали Дарью Лосик, жену политзаключённого журналиста Игоря Лосика», – говорит Долгая. «И сразу же в её адрес посыпались обвинения, что она плохая мать, что надо было думать о ребёнке, а не бороться за мужа. Мужчин детьми попрекают совсем редко, а женщинам в заключении часто приходится слушать, что они недостойны быть мамами».

А ещё женщины в тюрьме часто оказываются совсем без поддержки близких. «Как-то в одной тематической группе в фейсбуке я видела фотографию письма от политзаключённой», – добавляет журналистка. «Она писала, что очень переживает за свою пожилую маму и просит людей помочь собрать ей вещи для этапирования в колонию. И я знаю, что люди очень помогли и её маме, и ей самой. Там очень сложная история – муж ушёл, детей нет, друзья отвернулись, и единственное, на чём она сейчас держится, – это поддержка чужих, но небезразличных людей».

Но как бы странно это ни звучало, но этой женщине очень повезло. Её письмо прошло тюремную цензуру, и его смогло увидеть большое количество людей. А сколько в застенках тех, чьи письма до нас не доходит? Сколько криков о помощи мы не слышим просто потому, что люди, работающие на режим, самоутверждаются, не пропуская письма? И как скоро в Беларуси в политически мотивированных приговорах начнут писать «без права переписки»?